Чувство уединения, тишины, и давно забытое наслаждение от живописи с натуры. Вместе с автором любуешься раздолбанной до неприличия дорогой, давно не полотым, не ухоженным полем, покосившимся забором. Все наше — родное, россейское. Такое впечатление было первым от знакомства с творчеством Ирины Минкиной. Она не упаковывает свой взор в эффектные композиции с мощью и красотой стихийных явлений, а находит простые и ничем не примечательные сюжеты, — копает глубинное чувство пейзажа. Думаете это просто? 
Пол — века назад увидеть художника за этюдником на пленэре — дело случая, но не редкость. Сейчас все иначе, принято самовыражаться исключительно в мастерской, да и со временем у всех туго. Ну, кто, нагрузившись тяжеленным этюдником с зонтом, потащится за десятки и сотни километров дрожать на морозе, изнывать от жары или кормить комаров ради очередного этюда? А теперь представьте хрупкую, среднего роста молодую женщину в очках, которая увидев отражение осеннего неба в луже или иссиня — фиолетовую тень от лестницы, ликует от радости как ребенок. Как своими тонкими пальцами выдавливает краски и берет кисти, ищет первый мазок, как вибрирует и ликует сердце от удачно найденного сюжета, цвета. А если нет, все летит в сторону! И дальше вновь поиск и мучения, раздражение и удовлетворение, восторг и злость. Впрочем, как и у всех, подхвативших «инфекцию» творчества, которое способно согреть не только самого художника, но и зрителя. 
Несмотря на предпочтение пленэрной пейзажной живописи, Ирина никогда слепо не привязывается к натуре. Одно дело найти место, ракурс, и абсолютно иное, — что со всем этим делать, когда натура обрушивает на художника шквал впечатлений и чувств. Кто знает — это творческая мясорубка. Когда детали, громоздясь и споря между собой, мешают, путают главное и второстепенное. Как сохранить цельность общей картины и ценность впечатлений от увиденного? Чутье художника и опыт, основанный на натурных наблюдениях, позволяет Ирине в лучших своих этюдах обобщать форму и подмечать тончайшие колористические нюансы природных состояний, внушая чувство нежности к неброскому русскому пейзажу. 
Минкина наделена редким даром, видеть красоту и поэзию в предельно простых и естественных проявлениях. Этюд «Дорога в поле» (2007 г.) — удивительно перекликается с «Владимиркой» И.Левитана. Близкий по соотношениям уровень линии горизонта, неброские акценты, пышные облака, словно в ожидании путника нависшие над проселочной дорогой. Мотив дороги, часто встречающейся в русском пейзаже, в отличие от хрестоматийно-известного полотна у Минкиной несет абсолютно другое настроение, — знакомое по детству ощущение любопытства. Свежесть после дождя. Еще клубятся в небе кучевые облака, но поле уже просохло, и, вступив в диалог с солнцем, прогрело дорогу. Что или кто повстречается на твоем пути к прячущимся вдалеке в тени деревьев крышам хат? Чистые краски, — нежная простота. Фрагментарная композиция, демонстрирует расслабленное движение кисти, на грани отмашки. Но за всем этим стоит невероятная точность характера. Хочется отметить, что выбор композиции, где сюжеты предельно скромны, и не играют первостепенной роли, для Ирины — это, скорее всего лишь повод для живописных исканий, как у Коровина, Серова, Туржанского. Кстати, какие бы аналогии не возникали, они носят лишь личный ассоциативный характер. Например: выбирает Минкина сюжеты, далекие от суеты, сосредоточенные на внутренней тишине и созерцательности, — вспоминаешь японскую гравюру. А сплавленная манера в положении мазков и особое внимание к живописно-колористическим проблемам, — Ренуара и Монэ. 
В пленэрных работах И. Минкиной присутствует острота и свежесть впечатлений от встречи с природой, где художнице чаще всего и удается удивительно точно фиксировать ее различные состояния: сырость, дымка, мороз, промозглость, теплое солнце, зной. Характерна в этом плане работа «Мои подсолнухи» (2009 г.). Основная, главная роль отведена подсолнухам — свидетелям южного лета. Но это уже не яркие цветы, радостно приветствующие солнце в начале лета, а уставший и поблекший от ежедневного пекла сухоцвет. Поле — целое море подсолнухов дождалось своего часа. В голубоватой дымке, только-только начинает прогреваться лесополоса. Слегка читаемый ритм желто-черных «шапок» ближнего плана на нюансах перекликается с еле зримыми, алыми уборочными машинами, поднимающими хвосты пыли на среднем плане. Наряду с солнечно-оливковыми сочными мазками привлекает внимание звучное сияние холодно — воздушных оттенков, усиливающих глубину, пространство поля и ностальгируя по уходящему лету. В простом незатейливом пейзаже Ирина передала тонкое движение собственной души — потому и «Мои подсолнухи». И мои тоже... 
Помимо фрагментарных композиций художница отдает предпочтение и панорамным, где есть возможность подчеркнуть унылую протяженность донских степей. Например «Вечер» (2008 г.), в котором линия горизонта, как рубеж в вечном споре стихий: неба и земли, поделила композицию на два мира. В одном, — бескрайнее поле, чахлые кусты и трава, в другом, — безветренный горячий воздух, заполнивший бездонность вечернего неба и яркая цветовая доминанта — небольшой диск солнца. Никакой мимолетности,- ощущение постоянства бытия и чувство умиротворенной тишины, нарушаемой разве, что запахом донской степи и стрекотанием кузнечиков. 
Она по-прежнему тяготеет к серьезному, вдумчивому исследованию традиций. Вместе с тем всегда азартно отдается освоению новых приемов, согласно поставленной задачи. Ирина не стремится к ярким декоративным эффектам. В ее работах нет места страстям, — они кипят внутри художницы. Свои сюжеты она находит в самых обычных, неприметных фрагментах провинциальной природы и портретах людей тихих и скромных, но близких и дорогих. Она как бы идеализирует, перенося на холст видимые-перевидимые не броские сюжеты создавая эмоциональный восторг. Эти чувства она внутри себя копит, нанизывая как бусинки. Для того чтобы в определенный момент вырвать из себя и бросить на холст... Может показаться, что она никого не слышит, никогда не испытывает сомнений в поиске композиции, колорита, натуры. Но это только для того кто не достаточно близко ее знает. Ирина Минкина открыта для профессионального разговора, и очень резко реагирует на фальшь и агрессию. Иначе как сохранить те эмоции и бусинки чувств, так необходимых ей в творчестве? 
Работы Ирины узнаваемы на любых вернисажах. Есть у нее свои жанровые, колористические и технические предпочтения. Другими словами к своим тридцати годам Ирина Минкина заработала имя, обрела опыт и нащупала свой творческий почерк. Ее стихийно-природная динамика письма соединена с пластической структурой мазка; от крупных росчерков, до маленьких лессировочных чешуек. Движение мазков, передающих колебания воздуха и света, свидетельствует о достигнутой художницей мастерской техники в пленэрной живописи. Как правило, в работах Ирины передний план не прорабатывается — он ей попросту не нужен. Никаких подробностей, полное отсутствие контура и объема — царствует лишь один мазок. Ее, как живописца увлекают возможности сгармонированных оттенков; серовато-охристые, красновато-коричневые и голубоватые тона — передача настроения грусти и тишины, в которую погружена природа, а иногда и скрытого драматизма. Можно сказать, что ее сердце и душа растворены в оттенках строгой серо-коричневой палитры. 
Еще одно наблюдение,- в пейзажах художницы нет людей. Быть может, Ирина в своем диалоге с природой не замечает такую «помеху», как человек? Или там, где останавливается ее композиционная воля, люди редко просто так бесцельно прогуливаются? Тонко, на грани инстинкта, ощущая мельчайшие изменения, происходящие в природном окружении, художница стремиться раскрыть взаимосвязь целого и частного. А люди могут отвлечь, увести от решения главных задач. Было бы не справедливо сказать, что этюд — единственный «конек» Минкиной. Но активно постигая жанры пейзажа и натюрморта, художница не мыслит свое творчество и без исследования человеческой натуры, с которой у Ирины должен быть полный контакт. Без этого маленького, но единственного условия, принципиально не берется за работу над портретом. Ирина Минкина создала ряд замечательных образов. Ее портретируемые — люди близкого круга. Среди них нет героев, выдающихся деятелей, но в каждом — обаяние интересной и достойной личности. Надо подчеркнуть, что эмоциональная выразительность ее произведений во многом определяется особенностями ее характера. Пейзажи и портреты поражают своей простотой, даже скромностью, отсутствием «парадности» и в чем-то неуловимо созвучны с самой Ириной. Если Игорь Грабарь называл себя в шутку «признанным жизнерадостником», То Ирину можно назвать — «мечтательной тихушницей». У нее огромная масса этюдов, составляющих ее жизнь. Все для работы делает сама: от подрамников до натягивания и грунтовки холстов и картона. Ее мир — особый, с ранимой душой, глубокими чувствами и трогательной любовью к родному пейзажу. Для одной из последних работ «Обрыв» (2007 р.) Ирина, не изменяя себе, выбирает фрагментарную композицию, но использует холст большего размера, нежели обыкновенно. Линия горизонта максимально поднята и нам открывается чудесный вид сверху на уютную бухту крымского полуострова. Белые, залитые солнцем скалы и песок, подчеркивают на контрасте бирюзовую синеву неба и моря, создавая ощущение грандиозности ландшафта и утренней свежести. Художница не скрывает движения кисти по холсту, мастерски, даже лихо, демонстрирует размах мазка, который повинуясь воле автора, местами игнорирует стекающую краску. Это усиливает впечатление непосредственности в передаче эмоций. «Обрыв» не совсем типичен для ранних работ художницы. Это скорей всего творческий поиск, выплеск эмоций, но он характеризует ее как ищущего, экспериментирующего художника, для которого его талант — это труд, а жизнь — служение искусству. А значит, мы увидим много новых интересных работ Ирины Алексеевны, и смею надеяться, традиции донской пейзажной школы в ее лице будут продолжены. 
(Приходько М. А., музеевед, директор МСИИД)


►О ХУДОЖНИКЕ