Художник-монументалист. Живописец. 
Родился в г.Ереване, Армения, умер в г. Ростове-на-Дону. 
Учился в изостудии в Феодосии у Н.С.Барсамова, Ростовском художественном училище им. М.Б.Грекова (1955-1959) у Г.П.Михайлова, И.И.Резниченко. 
Член СХ РСФСР с 1990. Участник выставок с 1960: зональных, республиканских, всесоюзных. Автор декоративно-прикладных и монументальных работ в Ростовском Дворце бракосочетаний, интерьерах РОМИИ(отдел западноевропейского и восточного искусства), магазинах «Русь», «Источник» г.Ростов-на-Дону, в Пятигорске, Гуково, Волгодонске, Таганроге, Плевен(Болгария). 
Последние годы работал, как живописец, писал натюрморты, жанровые композиции на темы казачьей жизни, фольклора.


Угадавший биение времени

27 сентября 2002 г. в галерее Союза художников на Береговой открылась выставка ростовского художника Евгения Дрампьяна-Донского, посвященная его семидесятилетию. Представленные юбиляром картины относятся к разным периодам его творчества и являют собой художественный дневник двух последних десятилетий. 

Весь свой длинный творческий путь Дрампьян-Донской экспериментировал в различных жанрах и направлениях живописи, осваивая новые горизонты художественного видения. Если зрителю, который видит его картины впервые, показать несколько работ художника разных лет, то он вполне может не догадаться, что они написаны одной рукой, — настолько широк спектр художественного видения их автора. 

В каком-то смысле творческий поиск художника направлялся самой историей — на это предположение наводит соотнесение разных циклов с той эпохой, в которую они создавались. Двадцать лет назад Дрампьян-Донской писал улыбающиеся лица казаков и реалистические донские пейзажи — к тому располагало как бы застывшее время поздней брежневской эпохи. На рубеже восьмидесятых-девяностых художник создает цикл графики, где преобладают инфернальные мотивы. Хаос внезапных перемен воплощен на бумаге в нагромождении образов, создающих ощущение пира во время чумы, из цветного мир становится черно-белым и непостижимым. Иррациональное достигает кульминации в картинах Дрампьяна середины девяностых, когда художник окончательно уходит от реальности и создает цикл космических работ, в том числе и примечательный «Автопортрет в будущее» в духе Пикассо. Но уже здесь в живописи Дрампьяна-Донского намечается поворот к новому этапу творчества, обращение к фантастике оказывается гармоничной формой переживания мира, который в одночасье сделался непонятным. 

Свежие работы Дрампьяна раскрывают перед зрителем совершенно новые грани его таланта. На рубеже веков искусству, как правило, свойственна религиозная тематика, и в последние годы ушедшего XX века художник создает иконописный цикл. Хаос цветовых пятен работ космической серии здесь сменяет строгая симметрия божественных ликов. Наконец, самый последний большой цикл посвящен морю, в нем преобладают романтические мотивы..... 

(Николай Проценко) 


ПРЕКРАСНОГО ПЕВЕЦ И ПЕРЕВОДЧИК

Встречи... Сколько их было... Интересных, таких, что дух перехватывает и сегодня. События, люди, лица. Вся жизнь — как большая галерея. За каждой картиной — чья-то жизнь... Картины сменяют друг друга, а в них — живая мелодия жизни. И возникают то новые полотна, то просто эскизы, наброски. 
...Звонок: Жени не стало. Был такой художник. Нет, есть такой художник — Женя Дрампьян. Он живёт, и будет жить в своих картинах. 
Смотрю на Женины работы, украшающие коридоры и залы Дворца Бракосочетаний, вспоминаю осенний пейзаж, висящий у меня дома в прихожей, и их автор оживает перед моим внутренним взором... Каким он был? Добрый, внешне скромный, спокойный... Но, если вдруг из-под на мгновение опущенных век полыхнёт острый взгляд, а следом прозвучат слова, сказанные весомо и жёстко, мгновенно станут точками. Всё. Разговор окончен. Потому что всё сказанное очень точно и неоспоримо подводило черту. 
В нем всё сочеталось: честолюбие и скромность, прямота и спокойствие, беззащитность и гордость. Такими же точными и многогранными были и его работы: скульптура и акварель, шамот и чеканка, гравюры и масло, изразцы и натюрморты эмалью на металле, блюда и вазы... 
А сколько работ раздарил! Сколько — в галереях Германии и других странах. А о скольких я не знаю. Он имел всё, и не имел ничего.